С той минуты, как бунтовщики пришли в "Коринф" и начали воздвигать баррикаду, никто более не обращал внимания на старика Мабефа, который, однако, не уходил. Он вошел в нижнюю залу кабака и уселся там перед конторкой. Весь уйдя в себя, он ничего не видел и не слышал. Курфейрак и другие несколько раз подходили к нему и предупреждали об опасности, уговаривая его уйти, пока не поздно, но он даже не взглянул на них, словно не слышал. Когда его оставляли в покое, губы его шевелились, точно он говорил с кем-то, но, как только с ним действительно заговаривали, уста его смыкались и глаза потухали. За несколько часов до атаки баррикады он принял позу, которой уже не изменял до конца. Упершись сжатыми кулаками в колени, он с вытянутой вперед головой словно заглядывал в какую-то пропасть. Ничто не могло заставить его переменить это положение. Казалось, тут присутствовало только неподвижное тело, а дух витал далеко от баррикады.
Когда все отправились занимать позиции на баррикаде, в нижней зале не осталось никого, кроме привязанного к столбу Жавера, сторожившего его с саблей наголо революционера и Мабефа.
В момент атаки старик как будто очнулся под влиянием сильного физического потрясения, вызванного ружейным залпом. Он быстро вскочил, прошел по всей зале и в ту минуту, когда Анжолрас повторил свой вопрос относительно знамени, показался на пороге кабака.
Его появление расшевелило группы революционеров. Раздались возгласы:
— Это тот, кто голосовал за казнь короля! Член Конвента! Представитель народа!
Весьма вероятно, что старик ничего этого точно так же не слышал, как не слышал того, что говорилось ему в кабаке. Он направился прямо к Анжолрасу мимо расступившихся перед ним с каким-то благоговейным страхом повстанцев и вырвал из рук ошеломленного Анжолраса знамя, потом, пользуясь тем, что никто не осмелился ни остановить его, ни помочь ему, этот дряхлый восьмидесятилетний старец с трясущейся головой, хотя и медленными, но твердыми шагами стал взбираться на баррикаду по камням, расположенным в виде ступеней лестницы.
Когда Мабеф добрался до верхней ступени, когда этот дрожащий и ужасный призрак предстал на груде обломков перед дулами тысячи ружей и, вытянувшись во весь рост, бросил вызов смерти, словно он был сильнее ее, — вся баррикада показалась увенчанной во мраке какой-то колоссальной, сверхъестественной фигурой.
Наступило безмолвие, обыкновенно сопровождающее все, что принадлежит к области чудесного. Среди этого мертвого затишья старик, потрясая красным знаменем, воскликнул:
— Да здравствует Республика и... смерть!
Откуда-то вблизи баррикады несся быстрый торопливый глухой говор. Вероятно, полицейский комиссар делал кому-нибудь законные внушения на другом конце улицы. Затем тот же звучный голос, который давеча спрашивал: "Кто там?" — крикнул Мабефу:
— Уходите!
Но бледный и изможденный старик, с глазами, сверкающими огнем исступления, громко повторил:
— Да здравствует Республика!
— Пли! — скомандовал тот же голос.
Второй залп, подобный граду картечи, снова грянул над баррикадой.
Старик упал на колени, потом приподнялся, выронил знамя и, как сноп, рухнул навзничь на мостовую, где и остался неподвижным, вытянувшись во весь рост с раскинутыми крестообразно руками. Из-под него тотчас же заструились ручейки крови. Его старческое бледное и печальное лицо было обращено к небу. Мятежниками овладело то сильное волнение, когда человек забывает даже об опасности, и они с благоговейным ужасом поспешили к трупу.
— Какие есть люди среди революционеров! — в порыве удивления воскликнул Анжолрас.
Курфейрак нагнулся к его уху и прошептал:
— Скажу одному тебе, чтобы не уменьшать энтузиазма наших товарищей: этот старик вовсе не был революционером. Я знал его лично. Он был известен под именем дядюшки Мабефа. Не понимаю, что с ним сегодня сделалось. Во всяком случае, он заявил себя храбрым человеком. Взгляни, какое у него лицо!
Анжолрас нагнулся, приподнял голову мертвого старика и поцеловал его в лоб.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь